Прощай, тюрьма, прощай, моя берлога!
Мне было писано, как видно, на роду.
Знать, суждена была к тебе дорога
И я по ней теперь один иду...

Прощай, стена, прощай, судья и Ангел!
Я не хотел печали никому.
Но жизнь - одна, неважно в каком ранге,
И путь един: к решетке в том дому.

И кто хлебнул баланды с пайкой хлеба,
Тот на свободе будет, как в тюрьме,
Тот будет видеть клетки на полнеба
И днём, и ночью, в поле иль в судьбе.

Тому, наверно, пища - что баланда,
И шконка - что пуховая постель.
Во снах бежишь от прокурора с бандой
И приговор - страшней других вестей.

Прощай, тюрьма, прощай, моя берлога!
Мне было писано, как видно, на роду.
Знать, суждена была к тебе дорога
И я по ней опять один бреду...

Геннадий Мир

Ты вдруг пришла...

В тюрьме - ночная мгла.
А за окном - позёмка и морозно.
Ты в темноте стояла у окна.
Не плакала, - уж, видно, было поздно...

Теперь мне снятся шконка да судьба,
Баланда, вши и всё, что потерялось.
В разбитое окно метут снега,
И умерла давно подруга-ярость.

Забудь, дружище! Что затосковал?
Как будто счастье потерял в тюряге.
Как будто жизнь отправили в отвал
Иль яда принял из дорожной фляги.

Ещё не виден пламенный закат,
Ещё не вечер, друг, ещё не вечер,
Ещё не пьёт свободу твой собрат
И по счетам платить пока что нечем…

Ты улыбнулся - и тоска долой!
Всё - как рукой, прожить бы ожиданье.
Я столько раз во снах летел домой!
Теперь не жду ни писем, ни свиданья...

Геннадий Мир

Душа

Клин по небу летит журавлиный.
Звон тоски улетает за ним.
И душа, увлеченная клином,
Рвётся в небо, где буду любим.

Ах, душа, со стыда ты ослепла.
Как же ты изрыдалась теперь!
Уж кострище подёрнулось пеплом,
Уж сгорели надежды потерь.

За тобой улететь бы мне тоже
И зажить бы в снегу облаков.
Ты была бы, конечно, моложе,
Чем сейчас под железом оков…

Геннадий Мир

Чудится

Давно уже по улицам хожу,
Давно живу, как люди, на свободе,
Мгновеньем каждым глупо дорожу
И всё пишу - в старании и в поте.

Давно закончилась моя слепая жизнь -
Я зрячий путеводною причиной.
И всё ж не успеваю - как ни мчись!
Какой бы ни был заведён причиной.

Кричу тебе: О, жизнь, притормози!
Пришпорь своих коней золотогривых!
Моя житуха, Боже, на мази,
Я, кажется, в компании счастливых.

Ведь мне явился богоносный знак.
Я встал один - ни дна мне, ни покрышки!
Один - пред миллионами зевак,
Приговорённый жизнью к той же "вышке".

Давно уже - ни шмона и ни нар,
Я сплю в двуспальной, чистенькой постели.
Но чудится - то холод, а то - жар,
То ночью - крик ментов, то - вой метели...

Геннадий Мир

Примесь

Слушаю тебя, а вижу зону,
Чёрные бушлаты, желтизну.
Наша жизнь опять подобна шмону,
И любой, кто у руля, - "козлу".

Я опять не вижу отраженья,
Интереса в женщинах и снах.
И души неясное броженье
Не приносит ранняя весна.

На "запретке", что ль, собаки лают?
Что ли, ты - в "колючке", моя Русь?
Я зверею, если убивают,
Лучше я кровищей захлебнусь...

Где же смысл, которому молились?
Где любовь, в которой родились?
Видимо, по душам злая примесь
Уничтожила заоблачную высь...

Геннадий Мир

Сума

...Я сумою и тюрьмою успокою.
Я твоею нелюбовью нелюбим.
Я сегодня ни гроша уже не стою -
Листик в клеточку меня совсем добил.

Успокоит сума
И остудит тюрьма,
И навек разлучит нас с тобою.
Ты хотела сама,
Чтобы жизнь воздала. -
И душа захлебнулась от вою.

На тебя, на ту, что отвернулась,
Я смотрю сквозь лагерную мглу.
И кричать, чтоб снова ты вернулась,
Я, охрипший, больше не могу.

Мне кричали грачи:
Ты о ней промолчи,
Позабудь, что зовется любовью.
Если сердце стучит,
Не стони - прошепчи:
"Я навек разлучился с тобою".

Надо мною только Ангелы кружатся.
Все - из падших, как и я, и земляки.
Тени чёрные на клеточки ложатся
От твоей когда-то ласковой руки.

Хохотали враги:
Ты её береги!
Я готов её встретить любою!
Только ты ей не лги, -
Донеслось из пурги,
И навек разлучили с тобою.

Я на небо серое взлетел бы
С Ангелами падшими в зенит.
Скоро пух появится у вербы
И весна тобой заголосит.

Эх, закрутит меня
Круговерть-кутерьма,
Снег накроет с похмелья горою.
Успокоит сума
И окутает тьма,
И навек разлучит нас с тобою.

И опять весна окошками засветит.
Пролетят куда-то соловьи.
Наша зона для таких попавших в сети.
Твои письма - это клетка для любви.

Птицей белой метель
На пушисту постель.
Я окошко для тебя одной открою.
Я не жду никого,
Я лишен своего.
Я навек разлучился с тобою...

Я сумою и тюрьмою успокою...
Я твоею нелюбовью нелюбим...
Я сегодня ни гроша уже не стою -
Листик в клеточку меня совсем добил...

Геннадий Мир

Ты ждешь меня

Знаю, Ты ждёшь меня в этот вечер,
У зашторенных окон - твой силуэт.
Ты зажжёшь наши погасшие свечи,
Бокал разобьёшь об старый паркет.

И побегут, как у маленькой слёзы,
Слёзы обиды, слёзы печали, любви,
Ведь я не вернулся - я там где морозы,
Где всегда за колючкой горят фонари.

Я там где запретка, изолятор и хаты
Беспредельных допросов с утра,
Где рвут нас, как бумажные карты,
Где наши мечты не стоят рубля.

Ты вопрос задаешь и вновь без ответа, -
"Почему нас жестоко разлучает судьба"...
Между нами расплескалась запретка,
Как над головою твоей - синева.

Я читать буду твои нежные строки,
Что написаны из слёзных чернил.
Между нами теперь только сроки,
И письма твои - в сувенир.

Я знаю, Ты ждёшь меня в этот вечер
У зашторенных окон с бокалом вина,
И капают слезы на старые свечи,
Что гаснут, Ты знаешь, уже навсегда.

В этой серости я, задыхаясь, бреду,
Меня душит безликая стая.
Среди всех я -- как в сером, тягучем бреду,
Я хочу черно-белого рая.
Тускло-серая лень пожирает меня,
Серый чад в голове от зевоты,
Я живу по инерции серого дня,
В нем все буднично, серо до рвоты,
Нет желания биться пустой головой
В эти серые, серые стены,
Нет желанья гореть и смеяться с тобой,
Нет желанья вскрыть серые вены...
***
Это страшное слово -- этап,
Как зловеще оно и сурово,
Своим дулом глядит автомат
На тебя ненавидящим взором.
Над тобою глумится конвой:
Ты, как загнанный зверь в этой клетке.
А ведь в сущности, кто ты такой?
Жизнь твоя теперь будет за сеткой
***



Здесь нет ничего веселого
И грустного ничего здесь нет
От сброда сего бестолкового
Не услышишь ни "да", ни "нет",
Безразличье к всему привычное,
Согревает лишь только чай,
Сигаретка, посылка обычная,
Дружба вроде бы невзначай
***
инет

Песенка о свободе

И.Бродский

Ах, свобода, ах, свобода.
Ты - пятое время года.
Ты - листик на ветке ели.
Ты - восьмой день недели.
Ах, свобода, ах, свобода.
У меня одна забота:
почему на свете нет завода,
где бы делалась свобода?

Даже если, как считал ученый,
ее делают из буквы черной,
не хватает нам бумаги белой.
Нет свободы, как ее ни делай.
Почему летает в небе птичка?
У нее, наверно, есть привычка.
Почему на свете нет завода,
где бы делалась свобода?

Даже если, как считал философ,
ее делают из нас, отбросов,
не хватает равенства и братства,
чтобы в камере одной собраться.
Почему не тонет в море рыбка?
Может быть, произошла ошибка?
Отчего, что птичке с рыбкой можно,
для простого человека сложно?
Ах, свобода, ах, свобода.
На тебя не наступает мода.
В чем гуляли мы и в чем сидели,
мы бы сняли и тебя надели.
Почему у дождевой у тучки
есть куда податься от могучей кучки?
Почему на свете нет завода,
где бы делалась свобода?
Ах, свобода, ах, свобода.
У тебя своя погода.
У тебя - капризный климат.
Ты наступишь, но тебя не примут.

За праздничным столом хоть на мгновенье
Подумайте о тех, кто вдалеке,
Кто ждет как света дня освобожденья
На общем, строгом и особняке.
И бредим мы одной святой мечтою
Вернуться к вам, скорей увидеть вас.
И если мы чего-нибудь да стоим,
То поднимите первый тост за нас.

Идти туда, откуда нет возврата,
Как все, но столько слов об этом... брось!
Весна, и та - смеётся виновато,
Что до сих пор с "оттуда" вы поврозь

инет

Опять этап

Опять этап, опять конвой,
Ну что за жизнь, хоть волком вой.
Опять колючка и барак,
И "СВПэшник" - лютый враг.

Опять на вышке часовой,
Опять я с бритой головой,
Опять я в робе от "Кутюр",
Опять в "ШИЗО", опять на "БУР".

Я завязать хотел не раз,
Но участковый... "педагог".
Подкинул "ствол" за унитаз
И вот я в зоне, в пятый раз.

Опять весна, опять побег,
Опять догнали - мордой в снег,
Опять "локалка" и барак,
Опять довесок на "пятак".

Опять "развод", опять "отказ",
Опять на "БУР", в который раз.
Опять я с "дачкой" пролетел,
Свиданка тоже "мимо дел".

Опять "блатует мент - бугор",
Опять нарвётся на топор.
Опять "чифиром" боль глушу,
Опять "заочнице" пишу.

Опять мне с воли "перекид"
В который раз не долетит,
Опять "квакушки" загудят
И мусора уже летят.

Опять по кругу "косячок",
Опять смеюсь, как дурачок.
Опять весна и на забор
Я снова устремляю взор.

На этот раз - я убегу,
Уйду, как волк через тайгу,
А может замертво свалюсь,
Но в зону больше не вернусь.

Я знаю, что уныние — беда,
Что малодушье гибель приближает,
Что жизни чуждо слово «никогда»,
Что навсегда несчастья не бывает,

Но смутных дней однообразный ход,
Но мука непрерывного прощанья,
Но мутных снов угрюмый хоровод...
И силы нет для самоврачеванья!
А.Раков

Я не преступник, я - жертва закона,
Повесить медаль мне надо на грудь.
Ограбил же я кровопийца-барона,
И надо не мне, а ему срок тянуть.
А золото роздал я нищим у храма,
Сиротам деньгами барона помог,
Вины моей нет в том ни грамма.
За что же увидел тюрьмы я порог?
За то, что законы писали бароны,
В расчете богатство так защитить.
Но не помогут им эти законы:
Пока есть воры - богато не жить.
Тюрьмой не исправить вам вора,
Кто вором рожден, тому воровать.
И не приставить ко всем прокурора,
Так что спокойно барону не спать.

И.Задонский

У женщины не взяли передачу.
Зарыв лицо в истерзанный платок,
Она стоит и на морозе плачет.
И треплет сильный ветер тот платок.
Здесь холодно, придушенно и странно.
Диапазон от «Отче Наш» до «…твою мать!».
И слышит холодеющая Анна:
«Вы – сможете всё это описать?»
А женщина стоит, и на морозе
Застыли слёзы струйками тепла.
Уж и во сне никто её не спросит:
«Ну, расскажи – что в мире?
Где была?»
Она стоит и приглушённо плачет,
И кто-то начинает голосить…
У женщины не взяли передачу,
Что значит: больше незачем носить...
Дверий Дмитрий

Что мне адвокатские речи,
Когда не виновен же я?
И дрогнули матери плечи,
Когда обвинили меня.
Смотри на меня, малолетка!
Терзал ли тебя я в ночи?
Смотри же, смотри же, соседка -
Над матерью бьются врачи.
Меня пригвоздили к расстрелу,
Убили же сразу же мать.
Придется уже не по делу ,
Поминки родне отмечать.
И вдруг малолетка-соседка
Судье что-то стала кричать.
Что ты наделала ,Светка?!
Теперь уже мать не поднять.
Любила меня эта Светка,
Но видела часто с другой.
Свое невезенье соседка
Решила исправить тюрьмой.
И судьи меня оправдали,
А Светку не смели судить,
И с интересом все ждали -
Смогу ли ее я убить?
Пришла же минута расплаты -
Я в Светкины глянул глаза ,
Я буду слюнтяем проклятым:
Там горя стояла слеза.
Тебя же давно я хотела,
Приму от тебя же смерть,
Но перед смертью велела:
Девичью отнять ее честь.
Но мне не попытку же шили,
Светился не зря мне расстрел.
За целку бы косточки гнили,
Я Светке подняться велел.
И обнял я хрупкие плечи,
В любви не нашел я вины,
И стало мне сразу так легче,
Что смерти не будет стены.
Любила меня эта Светка,
Не стало мне нужно другой,
И через год соседка
Стала любимой женой.
Но перед тем у могилы
С матерью был разговор,
Сказала, собрав свои силы,
Что правилен мой приговор.
А. Зонов

Огарев Н.А.
Арестант

Ночь темна. Лови минуты!
Но стена тюрьмы крепка,
У ворот ее замкнуты
Два тяжелые замка.
Чуть дрожит вдоль коридора
Огонек сторожевой,
И звенит о шпору шпорой,
Жить скучая, часовой.
"Часовой!" -"Что, барин, надо?"
-"Притворись, что ты заснул:
Мимо б я, да за ограду
Тенью быстрою мелькнул!
Край родной повидеть нужно
Да жену поцеловать,
И пойду под шелест дружный
В лес зеленый умирать!..."
-"Рад помочь! Куда ни шло бы!-
Божья тварь, чай, так и я,-
Пуля, барин, ничего бы,
Да боюся батожья!
Поседел под шум военный...
А сквозь полк как проведут -
Только ком окровавленный
На тележке увезут!"
Шепот смолк... Все тихо снова...
Где-то бог подаст приют?
То ль схоронят здесь живого?
То ль на каторгу ушлют?
Будет вечно цепь надета,
Да начальство станет бить...
Ни ножа! ни пистолета!...
И конца нет, сколько жить!...
1850г

"Бродяга"
Опускается темная ноченька...
Хороша эта ночка в лесу!
Выручай меня, силушка-моченька,-
Я неволи в тюрьме не снесу!..
Ой! Погнулась решетка оконная,
Задрожали в стене кирпичи...
Тише... Стража окликнула сонная:
"Эй, сорвиголов, не стучи!"..
Цепь долой!..Отдохните же, ноженьки,
Без тяжелых железных колец,
Верой-правдой служите в дороженьке:
Из тюрьмы побежит удалец!..
Сердце вольное бьется с тревогою...
В жилах кровь закипели ключом...
Дай-ка снова решетку потрогаю,
Принажму молодецким плечом!..
Подается решетка... погнулася...
Совалась - и упала, звеня...
Стража в душной тюрьме не проснулася...
Ну... теперь не догонят меня!..
1888

Если вдруг, нежданно и негаданно,
Мы домой из лагерей придем,
То сердца, пропитанные ладаном,
Не увидят света даже днем.
Не увидят солнечные блики –
Скроет их от нас сомненья дым.
И святых сияющие лики
Мы от подлецов не отличим.
.....................................................
Всего лишь только год до срока,
И я вернусь. Но в мраке сна
Меня пугает вышина,
Я не хочу смотреть высоко.
И горизонт мне опостыл -
Он пуст. Средь горя и страданий
Плыву без цели, без желаний,
Без направления, без сил.
Не зная совершенно дна
Меня несущего потока,
Я не хочу смотреть глубоко,
Меня пугает глубина.
1943 г. ГУЛАГ

Лагерь окутал туман,
Видимость зрения ноль.
Мыслей моих караван
Исполняют главную роль.
Сердце, как птица в клетке,
Бьется тревожно в груди.
Взоры скользят по запретке,
И душа моя шепчет: "Иди!".

ПОДКОНВОЙКА
У подконвойки колья вбиты,
Обтянут проволокой дом.
И темной ночью пес сердитый
Все ходит по цепи кругом.
По временам он громко лает,
Или тихонько завизжит.
Зэка о воле там мечтает,
В воротах вохровец сидит.
Там часто лексикон шпанецкий
Звучит во всей красе своей.
Барак по прозвищу «немецкий»
Стоит без окон, без дверей.
Но чудеса на самом деле
Пугают удивленный взгляд!
Двойные нары, как качели,
У нас под потолком висят.
И рано утром, в полумраке,
(Коптилка светит лишь едва)
Кричат со всех концов барака:
«Подайте лестницу сюда!»
А лестниц мало, женщин много,
И их не научить летать.
Со злости вспоминают Бога,
На все лады склоняют мать.
И вот назад тому неделю,
Когда день зимний догорал,
Барак с небесной колыбелью
Покинул «адмперсонал».
И приземлился он на нары
Всего в полметре от земли,
Но жизни роковой удары
И здесь несчастных стерегли.
Дела их оказались плохи -
(Таким ведь всюду не везет!)
Тела их заедают блохи,
Внутри отчаянье грызет.
Г.Фикс

Из душ зеркала

Лето давно прошло,
Осень сошла незаметно.
Снегом тайгу замело,
Дуют зимние ветры.
Снежинки в моих волосах,
Зрачки - васильковое поле.
Злость пляшет "Джигу" в глазах,
Нервно всё тело колет.
Елки-палки, дела!
Дожить до такого порога.
Не узнают зеркала
Когда-то меня молодого.
Елки-моталки, дела!
Судьбами зэки похожи.
В душе из льда зеркала,
Годы морщинами в кожу.
Метели - злые соседи,
Хрипели коварно: "Беги"!
Как белые медведи
Сугробы у ног легли.
Чифир в баландерке по кругу.
"Зона" - суровый курорт.
Улыбка кромсает вьюгу,
Топит душевный лед.
Вонзилась пила в сосну,
Сочится смола как слезы.
Увидеть мечтали весну
Кедр и зека в морозы.
Замерло сердце... Стало.
Секундная тишина...
Метели холодным металлом
Режут из душ зеркала.

Виктор Калина

Я растворяю боль свою в вине,
Пусть лед в бокале непрерывно тает.
Мне без тебя нет жизни на земле,
Мне так тебя, родная, не хватает.
Мне не хватает твоего тепла,
Твоих мне поцелуев не хватает.
Зима к тебе тропинки замела,
Что будет с нами, кто об этом знает?
Чтобы согреться надо одеяло,
Но душу не согреет даже лето.
Часы на полке тикают устало,
Свеча сгорая, дарит вспышку света.
Любимая, я без тебя скучаю,
Ну что поделать, если надо ждать.
Я праздник без тебя не отмечаю,
Я жду тебя, чтоб всю расцеловать.

Виктор Калина

Бессонница арестанта

Час ночи, "Володарка" спит,
Но это сном назвать можно условно.
У "Володарки" сонный только вид,
Все криминально в ней, все уголовно.
Бродяги письма пишут близким,
А первоходы смайлики рисуют.
Молявы через решку, в них записки,
Цензура их в спецчасти растусует.
Шаги за дверью раздаются вертухая,
Ломая тишину,сорвав из дремы.
А голову пронзает боль тупая,
Любимой женщины глаза и лик знакомый.
И мне пора бы научится спать,
Бессонница сознание изводит.
А может сонников в себя вогнать
И умереть во сне, в каком-то роде.
Тюрьма способна душу сжечь до тла,
Огнем кого-то только опалить.
Там где жила надежда-ветер и зола,
Как трудно там, где нечего любить.
Три ночи, все горит свеча
И греет пламя душу арестанта.
Зависла ночь у моего плеча,
Ломает рифму, как рекет коммерсанта.
Мне импонирует такая тишина,
Она в тюрьме - сестра надежды.
С любимой разделяет лишь стена,
С любовью, нет, так думают невежды.
Мою любовь не спрятать за решеткой,
Не думаю, что можно забраслетить.
Спалить нельзя ее паленой водкой
И дорогой нельзя, хочу заметить.
Вот шесть утра, в любви нет полшестого,
Болезни все идут из головы.
Я выбрал трудную дорогу к Богу,
Сгорев в огне, воскреснув из золы.
Тюрьма проснулась и проснулся город,
У "Володарки" день сурка опять.
Стихами утолив душевный голод,
Прочтя молитву буду крепко спать.

Виктор Калина

Есть верх и низ

Мой путь к тебе - и есть мой выбор!
Дорога к Богу - это путь к тебе.
Есть верх и низ, но выход там, где вход,
Есть лаз налево и дорога вправо.
Там где "вчера" - сегодня снег и лед,
А путь в "сегодня", был, увы, подставой.
Есть путь назад, но этот путь не мой,
Мне не подходит там, где все легко.
Пусть по тропинке, лишь бы быть с тобой,
Не там где мелко, там где глубоко.
Готов разбиться, боли не боюсь,
Но не готов упасть в твоих глазах.
Опасности в глаза всегда смеюсь,
Не для меня любовь на тормозах.
Готов быть нищим, лишь бы быть богатым,
Все потерять готов, лишь душу сохранить.
Я за любовь не требую отката,
Я просто так готов тебя любить.
Движение вперед, лишь по спирали,
Где правит секс, любовь не актуальна.
И до общественной мне далеко морали,
Сексотом быть давно не аморально.
Я выбираю трудную дорогу к свету,
Туда, где всем любовь поныне правит.
Где все открыто, все не по секрету,
Мой путь туда, где честь и Бога славят.
Я выбираю мир, где ты - родная,
Где грешнику любому есть прощенье.
Чтоб "завтра" быть, с тобой сейчас страдаю,
Я в покоянии, грехов жду отпущенье.
Мой путь к тебе и есть дорога к Богу!
Моя любовь - ключи от его врат.
С молитвой о тебе я выхожу в дорогу,
Сейчас я беден, но душой богат.

Виктор Калина

Поселилась непогода в моем доме

Поселилась непогода в моем доме,
Кулаком бью о кирпич, чтоб не плакать.
Дала трещину судьба на изломе,
Простудилась, как дитя, в эту слякоть.
Раскумариться бы мне и забыться,
Но избрали меру в виде ареста.
Мне советует "доктор" влюбиться,
Но люблю уже, в сердце нет места.
Мой рассудок месяц, как на измене,
С ним пытаюсь говорить - он не слышит.
Я и матом его крыл и по фене,
Может, просто протекла моя крыша?
Я не верю ни в какие приметы,
Непогода, как и осень не вечна.
Ограничили движенье браслеты,
Я пишу начальник - чистосердечно.
А следак шипит: " Что паре, конец!?",
Моя печень оперов интересует.
С понтом шпак, а мент всего лишь скворец
И поэтому он, сука, блефует.
Что мне скажешь, гражданин прокурор?
Я не прав? - Тогда Бог нам судья.
Не известно, кто из нас еще вор,
На тебя у Бога тоже статья.
Время на ручных часах - не ручное,
Рву строку и сразу в камере тихо.
Любовь в сердце, и оно не пустое,
А одна беда не ходит, с ней лихо.

Виктор Калина

Собаки злые рвали душу в клочья

Собаки злые рвали душу в клочья,
Неистерпима боль от рваных ран.
Когда не ждал, забрались в душу ночью,
В глазах их алчных виделся огонь.
Воистину, всё подло и порочно,
Когда ты не под кайфом и не пьян,
Когда ты истину познал и правду точно,
Но в обществе глупцов и обезьян.
Я не просил, мне всё всегда давали,
Я всё нашёл, там где другие ищут.
Я видел то, о чём и не мечтали,
Да, я богат в стране духовно нищих.

Виктор Калина

Потерялось время

Потерялось время, нет ни дня, ни ночи.
Что мне сон сегодня снова напророчит.
Душу рвет тревога, сердце защемило.
Я простить не в силах. Ты меня простила.
Потерялось время, без любви нет счастья.
Мир перевернулся, по судьбе ненастье.
Веришь мне, родная, в вере наша сила.
Ты любила меньше, если не простила.
Затерялось время в глубине сознанья.
Ты пройти не в силах это испытанье.
Я один остался со своей бедою,
Обломали крылья, в прошлом мы с тобою.

Виктор Калина

Заморожена любовь

Заморожена любовь злою вьюгою,
Ты была женою мне и подругою.
Минус сорок на душе, мерзнет сердце,
Мне нужна твоя любовь, чтоб согреться.
Заморожена любовь, все снега, снега,
Ветер северный сопит и метет пурга.
Мне бы чуточку любви, твоего тепла,
Может быть, тогда б метель люто не мела.
Время-порох и моя жизнь сгорает,
За колючкой жизнь моя пропадает.
Лагеря в Тайге плывут-пароходы,
Но не скоро мне доплыть до свободы.
За колючкою судьба заморожена,
Белым снегом февраля запорошена.
Минус сорок на душе, стынет зона
И любовь моя теперь вне закона.
Мне любимая пришли с воли весточку,
Распиши мне за любовь листок в клеточку.
Отпишу, как без тебя душа мается,
Как зимой в Тайге рассвет поднимается.
С корешами вечерком скрашу вечер,
Пусть на воле за бродяг ставят свечи.
Пусть гадает на судьбу ночь - цыганка,
Приезжай, любимая, на свиданку.
Заболело сердце вдруг не по случаю,
Сосны с кедрами поют, я их слушаю.
А Тайга сплошной сугроб, меготонны льда,
Заморожена любовь, в сердце холода.
Пусть над лагерем звучит колокольный звон,
Жизнь со смыслом, если в нем больший есть закон.
Помолюсь за тех, кто здесь смерть свою нашел,
Неба царского для тех, кто от нас ушел.
Заморожена любовь, только розы
Пробиваются во льдах сквозь морозы.
Минус сорок на душе, тяжкий груз.
Минус дрогнет и к весне станет плюс.

Виктор Калина

Как с тобою мы можем не быть

Как с тобою мы можем не быть?
Быть не вместе уже не получится.
Мы не сможем во век разлюбить,
Без друг друга веками нам мучаться.
Без тебя мне сейчас нелегко,
Как стекло, сердце бьется в осколки.
Так проникла печаль глубоко
В душу мне и кричит без умолку.
От тебя вечность, как нет письма,
Для меня долгожданная весточка.
И глумится в сознанье весна,
Зайчик солнечный прыгнул мне в клеточку.
Без тебя мне на свете не жить,
Это лично моя паранойя.
Не смогу я тебя разлюбить,
Нас на свете всегда будет двое.
Как же можно тебя не любить,
Не сойти бы с ума за любовь.
Буду век Бога благодарить,
Чтоб с тобой только встретиться вновь.
И любви нашей нету границы,
А мечта быть с тобой безгранична.
Мы с тобой перелетные птицы,
Птицам в клетке сидеть не привычно.

Виктор Калина

Э. Лимонову
В Саратов еду, вольный человек,
Впервые не в столыпинском вагоне.
Проводнику я предъявлю билет,
И он не тронет, меня не тронет.

На нижней полке постелю белье
И познакомлюсь с девкой симпатичной.
Вина с ней вместе выпью. Е-мое,
Как непривычно, как непривычно.

Скажу я ей дежурный комплимент,
А душу не открою, бог с ней, Мурка!
На теле ни одной наколки нет,
И я не урка, нет, я не урка.

Лишь жадно из окошечка смотрю,
Да посторонний не поймет причины.
Саратов без решеток я люблю -
Пиши картины, пиши картины.

И ни один ведь привокзальный мент
Не проявит ко мне неуваженья
И даже не попросит документ -
Вне подозренья, вне подозренья.

В тюрьме...

Холодные стены,сырость тюремная,
Глаза,устремлённые в чернь.
И боль в них застыла сухая,надменная,
В зрачках отражается тень.
В душе пустота,а в сердце молчанье,
И звон отдаётся в висках,
И трудно вдохнуть-слёзы режут дыханье,
И шрамы болят на руках...
Суровою горечью стены пропитаны,
Никто не может помочь,
Не все страданья тобою испытаны,
Навек в тебе осталась ночь.
За шорох листьев,за цвет неба
Отдал бы всё сейчас,
Улыбку ты ЕЁ родную
Здесь вспоминал не раз...
Но серой дымкой всё затмило,
Пропахло всё смолой,
Ты умер лучше б и в могилу
За жест ЕЁ любой...
Боишься ты,что не дождется
Тебя девчонка та.
ОНА ведь ангел-обойдется
Без сволочи-тебя...
Ты не хотел,а тут придется,
Разбил тарелку в попыхах.
Осколком в вену-кровь польётся,
А с ней и весь твой страх...


http://www.lovetime.ru/item_info/love_main...tihi/~/~/16418/

Дождись

Вот и снова зима, задыхается вьюга.
На краешке стола недопитый бокал.
Мы с тобой повстречались когда-то на юге,
Средь метельной зимы я тебя потерял.
А поземка метет, колобродит проулками ветер,
И в свету фонарей пляшут тени на белом снегу.
Я весь свет обойду, чтобы снова тебя где-то встретить.
Что бы ни было, знай: доползу, добреду, добегу.
Мы с тобою пока ничего не успели,
Но я знаю, у нас все еще впереди.
До тебя докричусь сквозь любые метели.
Только б ты дождалась...
Ты дождешься...
Ты жди...

Телефона зуммер
молчит.
Ты думаешь, я умер?
Огорчит
ли тебя весть,
что я жив - Бог весть...
Но трава пока
не проросла сквозь меня,
пронзив бока,
гибко ребра оплетя
сетью...
Себя осаживаю
плетью,
и хаживаю
дорогой другой,
чтобы с тобой
не встретиться
ненароком.
Без срока
удален, знаю.
И все ж рядом
обитаю,
не на виду.
И незванно
приду,
рядом стану,
если попадешь
в беду...

Автора увы,не знаю...

Милая, давай не будем плакать
Расставанье, жалости момент
Коль увозят люди в сером, значит
Жизнь уйдет, а может быть и нет.
Взгляд прощальный душу обнимает
Сердце замерло, смотрю в тебе
Верю в преданность, любовь и знаю –
Не уйду навеки так любя.
Не терзай же сердце, оно в ранах
Не разлей душевных сил росу
Я вернусь, ведь так сейчас считаю
И тебя в объятья заключу
Чиянов В.

Мы словно в небе две звезды
Сошлись на время и помчались
И в этом не было б беды,
Коль чаще мы б с тобой встречались
Судьба не раз бросала нас
В объятья холода разлуки
Вернувшись вновь который раз
Протягиваем мы друг другу руки
И жар, что холод разбудил
Пожар любви вновь разжигает
И сердце бешено стучит
Душа от счастья замирает
Пройдет мгновение, и вновь
Коварство сил разлучит нас
И вновь орбитой мы пойдем
Навстречу холоду сейчас
Куда б судьба нас не послала
Исход навек всегда один
Тебя я встречу вновь родная
Хоть век пройдет, хоть год, хоть миг
Нас словно как магнитом тянет
Куда б не бросила судьба
Блаженный миг опять настанет
Любовь нас приведет сюда
Судьба играет с нами в прятки
Но нам известна ее роль
Мы влюблены и без оглядки
Находим путь к себе домой

И вот по небу две звезды
Помчались вместе вдаль куда-то
Нарушили закон судьбы
А может быть, проклятье снято?
Чиянов В.

Кто-то будет судить и судачить злорадно,
Кто-то станет болтать, что я призрак и дым.
Ты ответишь им: нет, он вернется обратно,
Он ушел за китом голубым.
Еще нет расслоенья на тело и душу,
Еще мир не расколот на тысячу стран,
Есть на свете одна нераздельная суша
И один молодой океан.
Еще люди не знают проклятых вопросов,
Еще нету у них ни греха, ни суда,
Еще можно поэту наняться матросом
И однажды уплыть в Никуда.
Бороздить день и ночь зоревые просторы,
Слышать пенье сирен, открывать острова,
Видеть новых созвездий цветные узоры,
В сердце нежность копить, экономить слова.
Пусть несут паруса, как могучие кони,
И затянется путь наш на несколько лет.
Этот кит-великан не уйдет от погони,
Мы отыщем его фосфорический след.
Проживи свою жизнь без стенаний и боли,
Жди меня, -- как всегда, вспоминай молодым.
Клетки нет. Смерти нет. Есть бескрайняя воля,
Я ушел за китом голубым.

Виктор Некипелов

Сергей Ломинадзе

Я не верю несчастному случаю,
Не горюю средь белого дня,
Только проволока колючая
По ночам оплетает меня.
Только небо ямало-ненецкое
Надвигает свинцовый кулак,
Только сука, овчарка немецкая,
По предзоннику бродит скуля.

И лежим мы, ни мертвы, ни живы,
Воры-люди и мы - вшивота,
И заходит начальник режима,
Властелин моего живота.
Ах, очнуться бы мне нечаянно,
Мне на нарах несдобровать,
Гражданин, говорю я, начальник,
Подо мною теперь - кровать,

Надо мной теперь ни поверки,
Ни отбоя теперь надо мной,
Получилась бумага сверху -
Отпустили меня домой.
Я за пайкой теперь не бегаю,
Не стучусь о каптерку лбом,
Развязались тесемочки белые
На бушлате моем голубом.

...Но начальник - глухая птица
Все косится, все ни гу-гу.
Я-то знаю, что он мне снится,
Да проснуться вот не могу.

Кирилл Подрабинек

Я становлюсь старым
И ничего не жду.
Все вспоминаю нары
Ночью в своем бреду.

Это я снова юный, -
Силам преграды нет, -
Камеры, зоны, тюрьмы
Невозвратимых лет.

Я становлюсь старым
И - на последний суд!
Это мои нары
Где-то меня ждут.

Анатолий Жигулин

СНЫ

Семь лет назад я вышел из тюрьмы.
А мне побеги,
Все побеги снятся...
Мне шорохи мерещатся из тьмы.
Вокруг сугробы синие искрятся.

Весь лагерь спит,
Уставший от забот,
В скупом тепле
Глухих барачных секций.
Но вот ударил с вышки пулемет.
Прожектор больно полоснул по сердцу.

Вот я по полю снежному бегу.
Я задыхаюсь.
Я промок от пота.
Я продираюсь с треском сквозь тайгу,
Проваливаюсь в жадное болото.

Овчарки лают где-то в двух шагах.
Я их клыки оскаленные вижу.
Я до ареста так любил собак.
И как теперь собак я ненавижу!..

Я посыпаю табаком следы.
Я по ручью иду,
Чтоб сбить погоню.
Она все ближе, ближе.
Сквозь кусты
Я различаю красные погоны.

Вот закружились снежные холмы...
Вот я упал.
И не могу подняться.
...Семь лет назад я вышел из тюрьмы.
А мне побеги,
Все побеги снятся...

Николай Домовитов

Надо жить, от злых обид не плача,
Надо жить, улыбку не тая:
Каждому свой крест, своя удача,
И Голгофа каждому своя.
Никогда я в судьи не годился.
Но, презрев земную благодать,
Лишь в тюрьме я людям научился,
Как Христос распятый, все прощать.
Я тиранов славить не умею,
И душа, как стеклышко, чиста,
Потому что истина виднее
Не с вершины власти, а с креста.

Юрий Домбровский

УБИТ ПРИ ПОПЫТКЕ К БЕГСТВУ

Мой дорогой, с чего ты так сияешь?
Путь ложных солнц - совсем не легкий путь!
А мне уже неделю не заснуть:
Заснешь - и вновь по снегу зашагаешь,
Опять услышишь ветра сиплый вой,
Скрип сапогов по снегу, рев конвоя:
"Ложись!" - и над соседней головой
Взметнется вдруг легчайшее сквозное,
Мгновенное сиянье снеговое -
Неуловимо тонкий острый свет:
Шел человек - и человека нет!

Убийце дарят белые часы
И отпуск в две недели. Две недели
Он человек! О нем забудут псы,
Таежный сумрак, хриплые метели.
Лети к своей невесте, кавалер!
Дави фасон, показывай породу!
Ты жил в тайге, ты спирт глушил без мер,
Служил Вождю и бил врагов народа.
Тебя целуют девки горячо,
Ты первый парень - что ж тебе еще?

Так две недели протекли - и вот
Он шумно возвращается обратно.
Стреляет белок, служит, водку пьет!
Ни с чем не спорит - все ему понятно.
Но как-то утром, сонно, не спеша,
Не омрачась, не запирая двери
Берет он браунинг.
Милая душа,
Как ты сильна под рыжей шкурой зверя!
В ночной тайге кайлим мы мерзлоту,
И часовой растерянно и прямо
Глядит на неживую простоту,
На пустоту и холод этой ямы.
Ему умом еще не все обнять,
Но смерть над ним крыло уже простерла.
"Стреляй! Стреляй!" В кого ж теперь стрелять?
"Из горла кровь!" Да чье же это горло?
А что, когда положат на весы
Всех тех, кто не дожили, не допели?
В тайге ходили, черный камень ели,
И с храпом задыхались, как часы.
А что, когда положат на весы
Орлиный взор, геройские усы
И звезды на фельдмаршальской шинели?
Усы, усы, вы что-то проглядели,
Вы что-то недопоняли, усы!

И молча на меня глядит солдат,
Своей солдатской участи не рад.
И в яму он внимательно глядит,
Но яма ничего не говорит.
Она лишь усмехается и ждет
Того, кто обязательно придет.

ЖЕНАМ ,ЗАОЧНИЦАМ,ЛЮБИМЫМ ПОСВЯЩАЕТСЯ:


Мы идем мимо плачущих женщин,
Мы идем, мы шагаем в молчаньи,
Мы не смеем сказать им ни слова,
Мы не можем махнуть им рукой,
Мы идем, а у них за плечами -
Рюкзаки с табаком и харчами,
Рюкзаки с нерастраченной страстью,
Рюкзаки с многолетней тоской.

Ох, и тяжко, наверно, им было
По грошу собирать на билеты,
По куску собирать передачи
Для своих непутевых солдат.
И как слезы, роняя монеты,

Прикупать, прикупать сигареты,
И везти, и нести наудачу,
И услышать: "Везите назад!"

И привыкшие тут по-дикарски
О любви толковать обнаженно,
Мы проходим смиренно и тихо
Без подначки и без матерка,
Потому что мы тут не пижоны,
Потому что усталые жены -
Не дешевки, не шлюхи, не бабы,
А названые сестры зека.

Мы идем, простаки и поэты,
Променявшие волю и семьи,
Променявшие женские ласки
На слова, на мечты и на сны;
Только что же нам делать, что все мы
На крови созидаем поэмы?
Уж такие мужья вам достались -
Вы простить нас, наверно, должны...

Юлий Даниэль

Игорь Гирич
Барнаул от автора:
Посвящается всем, замученным в дурдомах

У меня есть свобода и вода,
Я могу назвать себя богатым.
Захочу я пить, пойду попью.
И не нужно мне проситься из палаты.
30 октября 2005 г.

Молитва Стон звучит, но он не слышен - он далеко.
Мясникам контроль не нужен. Нужен им кто?
Стон не слышен. Их хозяин очень рад...
...Сатану теперь скрывает белый халат.
Этих зданий не строят в городской черте.
Стон не слышен. И довольны лекари те.
Те, кого считают знатомами умов...
Господи, избави мир от дурдомов!

6 июля 2005 г.

Здесь на крестах сейчас не распинают -
Сейчас так неудобно убивать.
Здесь хладнокровно в вену шприц вдвигают
И оставляют сутки полежать.
Я не хотел лежать - и привязали,
Жгутом стянули руки, ноги, грудь.
Гуманно били. Синяков не оставляли.
Но не заставили они меня заснуть.

Нет, я не умер. Так угодно было Богу.
Спасибо, Господи, что муки мне послал.
Ведь пытки указали мне дорогу.
Прости, Отец, что не всегда я это понимал.
А утром за решеткой солнце встало.
А мне казалось - вечной будет ночь.
А капли крови все впитало одеяло.
Вот "врач". Привычно лжет: "Хочу тебе помочь".

1999

Что в моей крови сейчас - не знаю.
Но Христу не нужен этот шприц.
И прошу я Бога, умоляю,
Чтобы не было на свете психбольниц.
Дьяволу нужны эти таблетки,
Чтобы души наши усыпить.
- Ты здоров? Ложись-ка на кушетку!
Сатана пришел тебя лечить.
Причаститься хочешь? Гад, разжуй таблетку!
Трифтазин заменит вам вино!
Нет просфоры! На-ка сигаретку!
Мышцы снова сводит? Вроде не должно.
Циклодола нет. Осталось лишь молиться,
Чтобы Дьявол понял -Бог сильней его.
Попытался я перекреститься -
Дьявол тянет мышцы - нет, не получилось ничего.
Бог ответил на мою молитву.
Стало легче - я могу дышать.
У тебя я, Дьявол, выиграл эту битву.
Боже, как легко без "вязок" засыпать!

Я уснул. Играют в карты санитары.
Пусть приснятся мне ЕЁ глаза.
Пусть приснится, что у Саши есть гитара.
Пусть от счастья заблестит слеза.

1999

Шулера.

Мастера тусуют калоду
Разобьют партейку в "очко".
Не садись играть с игровыми,
Тебя шулер обует легко.
Он предложит тебе потрепаться
И в доверие быстро войдет.
А затем предложит партейку,
Урка фору тебе дает.
Обберет свою жертву до нитки,
И в долги загонит садист.

В этом деле ему нет равных,
Он в колоде специалист.
И тузов у него сколько хочешь,
Каролей и вальтов несчесть.
У него 12 шестерок,
И 12 семерок есть.
Так что с ним бесполезно бороться
И пытаться куш обрести.
Шулера тусуют калоду,
И от проигрыша вас не спасти.

Аринишин А.

Опера.
Что ты мусор гонишь свою шляпу..
Говоришь, я хату бомбанул..
Вынес офигительную шубу,
И закон опять я обманул.
Ты поверь,я завязал,ей богу
На дела я больше не хожу.
Занимаюсь я антитеррором
Хочеш обо всем я расскажу?

На завод встаю я спозоранку,
Делаю детали из брусков.
Если не повериш - пробивайте
Место указать я вам готов.
Понимаю,фраер я известный,
На скамье суда сидел не раз.
Да и вам по делу надо факты,
Но а фактов дядя,нет у вас.

Обознались гражданин начальник,
У подъезда зря меня пасли.
Я с законом больше не играю
На меня вас просто навели.
Ты пройдись по улицам и скверам,
Пробивай другие номера.
Я сегодня,отработал смену,
Ну а вам удачи,опера!
Аринишин А.

В тюрьме сегодня выходной
И день весенний,неплохой
Заварим кружку на троих,
Отметим праздник выходных.
Включу советский кинескоп,
Ведущий дарит гороскоп
Гарилла пальцем лезет в нос,
Затем и метеопрогноз.

Пока реклама проползет,
Наш шнырь стаканы уберет
И сало с хлебом нам подаст,
Братве по бутеру раздаст.

А по TV опять новости-
Два космонавта в невесомости
На Черном море будет качь,качь.
Программа телепередач.
В каком то городе скандал
И еще один персонаж,
Наполнит камеры пейзаж.

Затем смотрели мы футбол,
Все в ожидании ждут гол,
К вечерке время подползет
На ужин камера пойдет.
Вот так денек и провели,
Стояла фишка на двери.
И хрюша скажет от души:спокойной ночи малыши!
Аринишин А.

Час суда
Я никак не могу разобраться
В своей жизни и в своем деле
Я испытываю тоску
В душе и в сердце и в теле.
Немогу не спать,не писать
Через силу я улыбаюсь.
Неужели я стану никем?
Перед Господом Богом каюсь
За грехи,и чужую боль
Я готов понести наказанье
Может легче снести приговор-
Я даю в протокол показание.

Я раскаялся,что говорить
душевные боли познал
Осудите меня по закону
Человеку в черном сказал.
Ну а дальше писать не надо
Пусть все время решит за нас
И когда час суда настанет
Знайте,Бог не забудет нас.
Аринишин А.

Евгений Джим

Вот она долгожданная свобода,
Солнечный свет слепит глаза,
Отражаясь от снега. Встречает природа
Того, кто скучал по ней все года,
Что в заточенье провел.
И видел лишь стены,
Покрытые плесенью, кровью его,
Грыз слабые, тонкие вены,
В надежде сдохнуть, сложив руки крестом.
Но судьба издевательски скалила зубы,
И смерть отгоняла от слабого тела.
Теперь пусть кусает до крови свои губы,
Темница быстрее чем узник истлела.
И солнечный свет, отражаясь от снега,
Режет глаза раскаленным ножом,
Он рад, и непривычная нега
Тянет зарыться в снег лицом.
Чтобы чуть-чуть отдохнуть после темницы,
Почувствовать что-то кроме камней,
И вот он уже гордая птица
Парит над руинами кельи своей.
И замечает кого-то лежащим внизу,
И руки крестом раскинуты в стороны,
Вниз лицом на холодном снегу,
Один в белой пустыне без всякого повода.
А вьюга танцует вальс перед ним,
И шалью своей по чуть-чуть накрывает,
Красивейший танец становится злым,
Но он его совсем не замечает.
Старуха беснуется в снежном вихре,
И воет протяжно как волк с голодухи,
И плачет младенцем и воином вскрикнет,
Вражьим мечем пронзенным в брюхо.
Но не замечает ее негодование,
Танец не видит, не слышит слова
Песни, о последнем прощании,
Жизнь из тела забирает зима.
За ревом стихии свой голос не слышно,
Сквозь бурю невидно того, кто лежит,
Как так получилось один выжил,
Но другой сегодня будет убит.
Но небо тянуло узника к облакам,
Не давая свободно, вольно вздохнуть,
И пленом его теперь не тюрьма
Стала, а неизведанный путь.
И птица все выше в небеса поднималась,
Нехватало сил опуститься к земле,
Побороть лютый ветер не позволила слабость,
Полученная от заточенья в тюрьме.
Вот солнечный свет слепит глаза,
Встречает небо уставшую птицу,
Но на клюве ее блестит слеза,
Он просто сменил стены темницы.

Кресты
Ах, "Кресты", вы мои "Кресты",
Растянулись на пол - версты,
За кирпичной, да за стеной,
Горемычный подельник мой.

Ты, мой кореш, меня прости,
Залетел ты, по глупости,
По Неве тарохтят суда,
Пару месяцев до суда...

Ах, "Кресты", вы мои "Кресты",
Судеб сломанных пол - версты.
Не гони, тормозни, таксист,
Пусть услышит Санёк мой свист.

Он услышит, поймёт, Санек,
Что на воле крутой денёк,
Что подруженька Тонина,
Я узнал "подментована"

Бьётся ранней зимы снежок,
От сумы до тюрьмы - шажок,
И себе самому не лги,
Что ненужно платить долги.

Погоди таксист, тормозни,
Мы снаружи, а он внутри,
А за эту, свою вину,
Я из горлышка отхлебну...

ДОЛЯ
Я тихонько пройдусь от стены до стены
И к окну подойду, полюбуюсь на волю.
Сколько злости во мне, ах как много любви
За решётку возьмусь и завою на волю.

И проснётся братва, но поймут все меня
Мусора закричат и собаки залают.
Свет прожектора вновь ослепит мне глаза
И затвор зашумит там, в руках вертухая.

Я завою на волю, я завою, как зверь.
Я, как загнанный зверь, вновь завою на волю.
Расстреляйте меня - мне не быть взаперти
Хватит, братцы, с меня. Такова моя доля.

И ворвутся ко мне с криком, с топотом ног
И по почкам моим пробегутся ногами.
Тело всё в синяках, тело ноет, болит
Снова я в темноте с лица кровь вытираю.

Кум зайдёт поутру: "Что случилося, зэк,
Снова в карцер тебя переводят сегодня.
Ты достал уже всех воешь будто бы зверь
Мы надеемся все, сдохнешь там, будет лучше".

Расстреляйте меня - мне не быть взаперти
Хватит, братцы, с меня. Такова моя доля.

С. Порт