Цитата(LEV @ 1.10.2011, 9:32)
сеня-ты не просто пиздюк,а голимый пиздобол...это ты у салея поинтересуйся за тулун-он тебе многое из инета настрочит...вся инфа в открытом доступе,приводятся ссылки и цитаты...только такая тупиздень непроходимая как ты может что-то думать,не связанное с приведённым текстом,читая его
А ты совсем очень умный)))))))))))))))))))))))). Ты знаешь, как оно было в тулунской тюрьме. и даже, если там так было, то ты же Не Знаешь, а что и брякнуть)))). Ты - Левый)))) лев))).
Почитай про простые лагеря, чтобы не писать с ИНЕТА за крытые.
И чтобы никому скучно не было))))
Этапники в шоке смотрели на этого безумца, а Шурик не обошел и их своим вни¬манием:
-- Господа коллеги! Довожу до вашего сведения, что если будут дергать в кум-трест, то здесь ничего не было. Негоже начинать новую жизнь мелкой сучней. Из сучни рукой по-дать до гарэма, да и деревянный костюм можно получить без проблем.
Зрители расползлись по своим местам, а Шурик тем временем просвещал своего подо-печного:
-- Эта коза приведет свою «крышу» качать права по понятиям. Основная его «крыша»-- это лягавые с кум-треста. Но мыслю я, что сначала припхнет местная «братва». Будут пытаться ставить нас в стойло, если не пролезет, то уже начнется техничный прэсс со стороны абвера. Схема старая, проверенная.
Тем временем майор Баранеко вернулся в родные пенаты и сразу взял быка за рога. Возле вахты он увидел начальника войскового наряда лейтенанта Пешту. Их связывали друже-ские отношения. Есич смотрел сквозь пальцы на бизнес лейтенанта среди спецкон-тингента, а Пешта умел быть благодарным.
-- Славик, выхвати с нового этапа Цымбала, найди зацепку, и прессани как следует. Поста-райся присадить на веник или на швабру и напряги ДПНК, чтобы спровадили су¬ченка в ШИЗО, суток эдак на 15.
-- Есич, да для вас любой каприз!
-- Только, Славик, сделай это красиво, не мне тебя учить как.
Через десять минут Пешта разрабатывал стратегический план с прапорщиком Ба¬сюком, имевшим за плечами шестнадцатилетний стаж работы в лагерях.
-- Тут мне ножичек фуфлыжный тиснули за края. Давай ненароком я найду его в скатке того педрилы. Есич тихо офигеет от твоей смекалки.
-- Ну, Боря, ну гроссмейстер-интриган.
-- Ты во всем лагере не найдешь зэков с моим сроком отсидки,-- ухмыльнулся Ба¬сюк.
***
Добротная резина уносила черный «Мэрс» все дальше от командировки МБ 319/22. Босс топливных махинаций Косовский сидел на заднем сидении в компании со своим консультантом, специально нанятом для грамотного решения вопроса из бандитов. Косов-ский был человек дела, и решить ему предстояло трудную задачу. Труднее всего было то, что она затрагивала его сердце и душу. Сердце Косовского кипело болью и возмущением, потому, что ревность - ярость мужа, и не пощадит он в день мщения. Его переполняла жажда изощренной мести и бешеная злоба.
-- Слышь, Вася, этот майор сдержит слово? - уже в который раз спрашивал Косов¬ский, скрипя зубами от ненависти. – Может, денег надо больше?
-- Да ему это, шо два пальца обоссать. Поверь старому полосатику. Сколько можно тереть одно и то же. А насчет денег: за такую мелочь две штуки – это царский подарок!
Вася-полосатик знал толк в лагерной жизни, и войсковой наряд уже сплел лапти Паше по-сле небольшого спектакля в виде проверки количества этапников и шмона личных вещей.
-- Во бандюга! В зоне раскрутился на двести двадцать вторую! – изгалялся Басюк.
-- Падла, ножики прячет! Террорист плюшевый! – ухмылялся Пешта.
К счастью Шурик успел ввернуть фразу в ухо обомлевшего Паши:
-- Не понтуйся, это козья мулька. Не пиши никаких бумаг. Сдохни, но не пиши! За¬помни и держись до победного конца. Я с тобой, малыш.
-- Шо ты там шепчешь? - вызверился Басюк на Шурика. - Шо ты шепчешь?! Тоже в шай-зер захотел?!
-- Начальник, - лениво, не по обстановке спокойно отвечал Шурик, - не бери ты меня на глотку. Я же не вчерашний. Шо мене лагерный шайзер? Я на крытый бухенвальд пойду, если надо будет!
Что-то в тоне этого этапника было такое, что мусора ему поверили, и про себя ре¬шили до поры до времени забить на его дерзость. Но когда Шурик попытался с ними кое о чем до-говориться, то его отшили так резко, что стало понятно: выполняется чья-то воля.
Басюк саданул Пашку дубинкой по спине:
-- Ну, ты, пидор, шевели булками!
Далее Пашка, повинуясь инстинкту самосохранения, присущему порядочным неволь-никам, не помня себя, заорал:
-- Сам ты пидор, мусор гнойный!
В ход пошли дубинки, сапоги. Процессия удалилась.
Шурик опустился на нару и объявил обалдевшим свидетелям происходившего:
-- Я мажу на Пашку! Они его не сломают!
… В дежурной части избиение продолжалось. Сквозь замутненное болью и стра¬хом созна-ние Паша периодически слышал злобные вопли мусоров:
-- Кровью будешь ссать, падаль! Инвалидом сделаю, блатюк сраный! Просрал ты свое здо-ровье!
«На огонек» зашел ДПНК майор Козаков, звезда № 1 лагерного садизма. Лейтенант Пеш-та на полусогнутых за¬спешил к нему с докладом:
-- Василич, эта сучка орет, мол, имел я вас, мусоров-педерастов! Ножик в скатке отшмона-ли у этого камикадзе!
-- Ах ты людоед! - глаза майора засверкали садистским огнем. - А ну, избушка, стань ко мне задом! Быстро, падаль!
Пашка стоял, как вкопанный, чувствуя предательскую дрожь в коленях. Чьи то руки ста-ли его разворачивать, но он сопротивлялся с отчаянием обреченного.
-- Десять горячих по булочкам и ты свободен. Ну, быстрей рожай, пока я добрый.
Еще немного и Паша готов был сдаться, но он знал, что Шурик скажет ему: «О чем с то-бой базарить, если ты мусорам булки подставил, что дешевая блядь!?!»
Видя сопротивление зэка, которого он считал легкой добычей, майор разъярился еще больше. Его ярость передалась доброй половине войскового наряда, и скоро несчаст¬ный зэк валялся на полу в почти бессознательном состоянии, а избиение продолжалось. Зеле-номундирная братва смаковала воспитательный процесс. Сапогами и дубинками. Потом его волокли через какие-то заборы, двери, решетки и бросили в какой-то комнате. Затем послышалось злобное шипение майора:
-- Веник в зубы, пидор, и подмел шуршу!
Теперь били только дубинками. Боль пульсарами расходилась по измученному телу. По-том Пашку кинули животом на пол и закоцали руки в браслеты наперекресток между ло-патками, «ласточкой».
-- Думай, касатик: или веник-швабру в зубы, или твои клешни поотсыхают к такой-то ма-ме через пару часиков! А жаловаться тут некому! Потому что ты людоед-каннибал! Ты вне закона человеческого! Будешь, падла, инвалидом!
Наручники врезались в запястья до крови, растянутые в суставах руки страшно ло¬мило. Минуты растягивались до бесконечности. Через полчаса Пашка начал переставать чувст-вовать боль, кисти онемели. Страх остаться инвалидом парализовал волю. Через час тю-ремщики раскоцали браслеты, и его, полуживого от боли и страха кинули в третью хату, где в тишине и уединении блаженствовал Саня Барс, неторопливо вкушая чифирь под сладкую замолодь. Когда Паша остался наедине с терпигорцем, майор Казаков шест¬вовал с вечерней проверкой по локальным секторам во главе наряда. Паша успел поведать Барсу изрядную долю своих «приключений», когда в этапный барак, под покровом ночи, явился Степа, «смотрящий» за этапкой от местной «братвы». Его сопровождали трое «коллег», особо приближенных. Их шаги гулко отдавались в спальной секции. Афганец указал на нару дерзких этапников, и компания остановилась.
-- Подъем, осужденные! По-шурику! - объявил Степа. - Пошли в шуршу, побаза¬рим о жизни по понятиям.
Шурик лежал одетый в спортивный костюм, сжимая в ладони заточенное весло. Не вста-вая, он раздражённо процедил сквозь зубы:
-- Во-первых, моего малолетку уже давно мусора прэссуют. Сразу после того, как мы козла в стойло поставили, когда он расхомутался. Мусора нашли у него заточку, кото¬рой у пацана не было. За базар отвечаю! Вывод?
Степа задумался. Этапник продолжал лежать, говорил не просто уверенно, а с раздраже-нием умудрённого в этой жизни человека. Чувствовалось нутром, что все это неспроста. Ибо таких этапников просто не существует в природе. После недолгого раздумья Степан сел рядом с Шуриком, который тоже поднялся.
-- Степа.
-- Шурик.
«Смотрящий» повернулся к козлу:
-- Ну, поведай миру.
-- Бля буду, Степа, я не при делах! Сукой буду! Мусоров не наводил! За базар отве¬чаю!
Степа очередной раз задумался, чем не применул воспользоваться Афганец.
-- Он швабру взял, которой мой пидор туалет моет!!! Это же голимый контакт!!!
-- Что скажешь, земляк? – хищно улыбнулся Шурику Степан.
-- Если мне понадобится, - без улыбки, обыденно отвечал Шурик, - то я ентой шваброй ему череп разгрохаю. Ты глянь: это быдло козье здоровее-то меня в габаритах. Нужно было чем-то его грохнуть. В следующий раз веслом заточенным проткну печень, если не поймёт. Я же крытки не боюсь и строгача тоже. Мне моя честь дороже будет, чем годы жизни! Я за свои слова от¬вечаю!
Афганец остался терпилой, а Шурик взял инициативу на себя:
-- Исчезни тепрь! Я тебе пока даю время на доказательство своей невинности насчет Ма-лого. Очень много - сутки. Поломишься на вахту, мусорам жаловаться, - пиши пропало!
Козел, почти уничтоженный, смылся.
-- Как у нас насчет дури? - деловито осведомился Шурик.-- Есть что пыхнуть?
Степа замялся.
-- Сейчас голяк с ганьджубасом.
-- Что-то я да не пойму, при моем-то при уму! Че, в лагере нету вообще? Разве та¬кое быва-ет?
-- Не, ну в общаке, конечно есть. Но это для буров там, для больничек. Опять же, Барса бу-дем встречать через пару дней!
-- Пацаны,-- улыбнулся Шурик,-- я против Барса ничего не имею, он пацан понимаю¬щий, но божья травка должна быть в любом лагере в достаточном количестве на любой случай. На крытой, вон, и то не переводится, а тут усилок - должна быть чертова уйма дорог.
-- Шурик, а ты не с Барсом по этапу с крытой?
-- Не, просто на N-ском централе много моих друзей парится.
Стороннему наблюдателю было непонятно, почему между Степой с командой и Шуриком в считанные минуты наметился контакт, незримая, но реальная нить взаимоот-ношений. За Степиными плечами была шестерка отбитого срока, «блатной портфель» смотрящего, за его друзьями - отбуханная двадцатилетка на троих и право голоса на ме-стных сходняках, а Шурик, как не крути, был первый день на зоне. Интуитивно мурены местной акватории учуяли в Шурике свою масть.
А в это время в апартаментах ханавея №3 Саня Барс вовсю скрипел мозгами второкрыт-ника, на которых пробу негде ставить.
-- Малой, если тебя прэссовали по козьей наводке, то такой рамс тебе за счастье. Но если это надрывается хорь твоей шаболды, то дальше будет хуже. Я так мыслю, что кто-то из больших мусоров нехило подмазан вазелином. Этот коммерс упаковал тебя в ломбард, хо-тя легко мог переименовать в Загиба Петровича. Он показал фас своим псам и все, кони шаркнулись. Ему по тяге сделать твою жизнь хуже курносой.