ИСКУССТВО ЖИЗНИ, Философия и рассуждения на тему. Опции

[Dzhao]

ИСКУСТВО ЖИЗНИ.
Стратегия и красота, стратегия красоты.
В Китайской традиции – это составляет её главную особенность – реальность воспринимается не как идея, сущность, субстанция или материя, вообще не как предмет, но как событие, нечто осуществляющее и свершающееся. Соответственно, главный вопрос китайской мысли заключается не в том, что такое мир или человек, и даже не в том, как человек познает мир, но в том, каким образом человек вовлечен в мир. Ибо события всегда предполагают наличие некой перспективы, взгляда, в которых оно опознается. Оно , по сути, вообще не относится к объективному миру.
Событие собирает, в ней разные планы бытия существуют совместно. Событие предполагает некое взаимное соответствие свойств и сил и, следовательно, определенное изменение, превращение свойств. Это означает, что событие есть, прежде всего связь человека и мира.
Истинный смысл и оправдание события заключается в том, что оно несет в себе «совсем другое», открывается бесконечный ряд превращений. События одновременно воплощают предельную цельность бытия и его бесконечного разнообразия. В этом смысле событие есть сам мир или, точнее, в нем и через него мир проявляет себя.
Понимаемое таким образом событие имеет много общего со случаем.

[Dzhao]

С античных времен случай понимался в Европе прежде всего как КАЙРОС – некий уникально – решительный момент в жизни, поворотный пункт в судьбе и познании вещей. Древние греки мечтали о том, чтобы схватить случайно представившийся случай «за вихор», что было под силу конечно, только человеку смелому, решительному, а главное, наделенному хитроумием (по – гречески МЕТИС). Последнее отличается бесконечным разнообразием, подобно неисчерпаемому разнообразию случаев. Хитроумие, таким образом, есть знание множественного и единичного, которое нельзя подвести ни под какие законы и правила.
В Европе представление о случае и превратностях судьбы не продвинулось дальше того, чтобы «схватить случай» и упование на роль силы и доблести в удаче. Греки мифологизировали природу хитроумия, приписывая ему магический характер. Объявляя его принадлежностью всемогущих богов, абсолютизируя непознаваемость случая. Даже Аристотель говорил: успех – дар богов, и человека удачливого в жизни, он называл «любимцем богов». В христианской традиции непостижимую игру случая оказалось удобнее отнести на счет действия Провидения.

За подобными оценками случая и успеха стоит, вообще говоря, представление о практике, как прежде всего субъективном действии и о человеке как разумном субъекте. С течением времени этот «человеческий фактор» все естественнее выдвигался на первый план и с эпохи Ренессанса заявил о себе уже в полную силу. Достаточно вспомнить рассуждения Макиавелли о том, что благосклонности Фортуны нужно добиваться так, как завоевывают женщину: натиском и пинками. Правда, неизбежной ценой этой «гуманизации» мифологии случая было принятие человеком абсолютного риска свободного действия. На этой почве расцвел столь свойственный цивилизации Европы культ романтического героя, рискующего всем – и погибающего.
Напротив, в китайской мысли, событие занимает центральное место, будучи свободным от крайностей, как непознаваемого, рискованного случая, так и произвольного действия.
Жить событием, в китайском понимании. – значит наследовать исходному динамизму бытия и и в этом смысле быть хозяином своей судьбы.

Сообщение отредактировал airika - 15.10.2010, 3:46

[Dzhao]

Природа события как иерархически структуированой со – бытийности довольно точно соответствует содержанию центрального понятия китайской философии – «таковости» бытия. Ибо китайская «таковость»тоже являет собой немыслимую, но каждому существованию присущую и оттого лишь практически воплощаемую связь единого и единичного, метафизического принципа и самости вещей. Событие как бы двухслойно: в нем всегда есть «другое» событие, в нем явленному движению соответствует скрытое, «теневое» движение в обратную сторону, так что в нем выявление есть одновременно сокрытие и каждом действии сокрыто противотечение. В нем и покой и движение проницают друг друга. Поэтому в событии есть нечто несовершаемое. А если вообразить некое идеальное, абсолютное событие, то оно будет иметь своим прообразом равновесие вселенского круговорота. Одним словом, событие есть всепроникающее, вездесущее, но нелокализуемое, вечно отсутвующее превращение. Оно принимает все противоположности, не отменяя и не умаляя ни одной из них.

Китайская мысль выработала оригинальный, не имеющих аналогов в европейской филосовской традиции способ соединения субъективного и объективного, внутреннего ивнешнего измерений бытия посредством не отвлеченного познания вещей, а как бы самораскрытия, самовысвобождения сознания в вечной преемственности соучастия, со-бытийности со всем сущим. Речь идет также об акте «самоопустошения», сопричастности к извечному, «самоотсутсвию» , что и составляет предельную реальность в китайской традиции. Это означает, что действительным условием события и, следовательно, всякого свершения и успеха является отнюдь не действие, а напротив, покой. Последний только и делает возможным творчество, поскольку оправдывает неисчерпаемое богатство разнообразия бытия.

Но по той же причине покой, как говорили древние Даосы, не может успокоить сам себя, подобно тому как чистота не может стать совершенной сама по себе. В покое есть ещё больший покой.
Покой сверх покоя- вот совершенство вольного духа. Речь идет об импульсе самотрансформации, превосходящей логику тождества и различия, о безмерной и всеобъятной творческой мощи самой жизни. Ученый Цзе Сюань в своей книге по восточным стратегии, дает этому понятию такое определение: импульс – это то, что находиться прямо перед нами. Стоит нам отвернутся – и мы упустили его. Протяни руку- и ты схватишь импульс. Отвлекись хоть на мнговение – и ты упустишь его.
Чтобы импульс почувствовать, надо вникать глубоко и скрываться тщательно.
Умение схватить импульс идет от большого знания, а выгода от этого знания дается быстрым решительным действием.

Сообщение отредактировал airika - 15.10.2010, 3:47

[Dzhao]

Давно известно: если хочешь быть счастлив, будь им сейчас. Традиционная мудрость приучила китайцев в полном смысле жить мгновением и в нем обретать полноту счастья. Как высказался ученый XVII века Тан Чжэнь, в жизни нужно непременно пользоваться случаем, и даже если случай представился во время еды, то надо без колебания отбросить палочки (великий подвиг для китайца!) и схватить свою удачу. В китайской концепции жизни как стратегии успех и нравственность неразделимы, победа обязательно достается достойнейшему.

В главном каноне китайской стратегии, трактате «Сунь – цзы», обретение стратегического знания начинается со сбора информации, которая складывается из наблюдения за людьми и окружающим миром, донесения лазутчиков, а так же разного рода специальных сведений. Однако знание обстоятельств, как бы оно не было обширно, само по себе не принесет победу. Решающее значение имеет способность выработать синтетически всеобъемлющее видение, или,
Как уже сказано в «Книге Перемен, «великое видение» (да гуань), которое превосходит или включает в себя все частные перспективы созерцания. Как выразился средневековый знаток стратегии Ли Цюань, мудрый полководец, «в своем знании уносится за все пределы, освещает сам себя в своем одиноком видении и сам себе радуется в своей одинокой радости».

Тело – это среда и условие реализации всего сущего, тогда как событие представляет собой момент актуализации телесного бытия. Действие, удостоверяющее полноту телесного присутствия, не призвано ничего выражать или даже обозначать. Оно есть в действительности акт сокрытия, который освобождается от самого себя, сам себя скрывает; это акт абсолютно естественный и спонтанный. Освободится от себя – значит претерпеть превращение, открыть новое качество своего состояния. Вот почему китайское «следование» завершается «превращением»; оно несет в себе творческое начало.
Вернемся в минскую эпоху и посмотрим, как традиционный идеал стратегической мудрости влиял на жизненную философию образованных людей того времени. Эти люди за редким исключением не были военными стратегами. Но традиция властно задала им исходный пункт их мировоззрения: приверженность к духовно – нравственному совершенствованию, которое ведет к сопричастности творческой силе мироздания, дарующей чистую радость жизни.

Cтратегия духовной жизни парадоксальна: в ней побеждает тот, кто сумеет прежде победить себя. Со времён Лао – цзы жест ухода, отстранения стал в Китае мерилом духовной зрелости личности. Все творчество «людей культуры» эпохи Мин, как и вся их жизнь, отмечены печатью целомудренной интимности. Эти люди пишут стихи и картины по случаю, экспромтом – встречаясь или расставаясь с другом, открывая для себя новый прекрасный вид или предаваясь «томительному бдению» в ночной тишине. Они делают так потому, что превыше всего ценят свежесть и непосредственность чувства и предназначают свои произведения для того, кто поймет их без слов.

Сообщение отредактировал airika - 15.10.2010, 3:48

[Dzhao]

Интимно пережитая новизна возможна лишь там, где есть понимание предварявшего её опыта.
Акцент «людей культуры» на искренности переживания с неизбежностью требовал от них энциклопедической образованности, огромного запаса книжных знаний и, как следствие, тщательной артикулированности, выверенности поступков и мыслей. Но, главное, это требование «жизненной подлинности» предполагало память сокровенного преемствования духа, непрестанного «сердечного усилия», душевной зрелости, опыта само - превозмогания, само -произрастания. Здесь и скрывались истоки популярнейшего в старом Китае мотива «трудности учения»: нелегко вызубрить свод канонов и комментарии к ним, но стократ труднее преодолеть умственную косность, добиться безупречной ясности сознания.

[Dzhao]

Откровение вечно длящегося отсутствия превращало жизнь в поэзию. Традиция предписывала «человеку культуры» не только уметь сочинять стихи, но и жить поэтически, обладать безошибочным чувством прекрасного и и самому излучать аристократическую утонченность.
«Человек культуры» - это прежде и превыше всего «музыкальный муж» (юньши). Но художественную культуру минской эпохи отличает, как никогда обостренное сознание присутствия в красоте недосягаемого, и это сознание отобразилось в характерном для традиции «людей культуры» идеале «изящного» (я), противопоставляющегося «пошлости», «вульгарности» (су) общеизвестному, общепринятому, общедоступному.

В идеале «изящного» непосредственное восприятие преображено в опыт Присутствия бытия, абсолютной и неисчислимой познавательной глубины символизма. Эта глубина, постигаемая в самом человеке и, следовательно, предполагающая самоотстраненность , культивированность, искусственность человека и вместе с тем умение находить в вещах нечто недостижимое, всегда другое, а потому спонтанно и как бы случайно прорывающееся наружу. Жить «изящно» вовсе не означает загромождать свой дом редкостными вещицами и удивлять окружающих чудодействами, свойственными аристократической богеме. Это, означало открывать в одном -нечто другое: в изысканном прозревать безыскусное, в близком – далекое, в малом – великое, в сделанном – нерукотворное.
В сформированном таким образом понятии «изящного» мы встречаем, одну из универсалий культуры. Разве не считается с древности главным свойством поэзии открытие неизвестных прежде связей между вещами? Примером «изящества», претворенного в образ жизни, могут служить жизненные ценности и кодекс поведения, принятые в кругу европейской аристократии или, скажем, японских самураев. «Изящное» всегда предполагает некую аскезу чувств, сублимацию желаний. Открытие истины в повседневности возвращает к непреходящим основам опыта; оно дарит покой среди волнительной новизны, как об этом с неизбежной и неподдельной иронией сказал поэт Цзян Таошу:
«Самому за стихами гонятся – занятие безумцев.
А придут стихи сами, так волен ли я отказать?
Вот сегодня меня вновь неожиданно они разыскали,
И встают предо мною потоки и горы ушедших времен».

Понятый таким образом идеал «изящного» давал возможность элите общества отделить себя от недоучек, и от мастеров – ремесленников. Этот идеал учил не знаниям и даже не образу жизни, а освобождению, от какого бы то ни было образа жизни, от всякого косного, фиксированного, навязываемого извне и, потому в сущности, пошлого. У этого ускользания от всех культурных кодов с древности имелось своё имя: «праздность» (сянь). Последняя была освящена самыми высокими авторитетами: уже Конфуций, на склоне лет оставил государеву службу, все мриские заботы и «жил в праздности».

Жизнь «человека культуры», бесцельно, казалось бы, растрачиваемая в досужих, бесполезных занятиях, на самом деле хранит в себе особую символическую деятельность – практику высвобождения сознания. Секрет этой мудрости прост: нужно сделать пустым свое сердце, чтобы вместить в себя мир, нужно до предела умалить себя, чтобы овладеть Небом и Землей. Речь идет об искусстве жить мгновением, что предполагает способностьпроникнуть в бездонную глубину переживаемого. Мудрый потому и мудр, что открывает для себя бесконечный смысл во всяком пустяке, в любом мгновенном впечатлении. Его жизнь – череда озарений, внезапно высвечивающих абсолютную значимость каждого мгновения. Созерцание антикварных вещей или любое другое «изысканное» занятие (чаепитие), предстает настоящим священнодействием, в которое вовлекается весь мир, благодаря чему состояние души оказывается состоянием мира.
Допустим, вы хотите поиграть на цитре, то для музицирования всякий раз потребна особая обстановка, а именно:
Когда в небе светит ясная луна, вокруг должно быть тихо,
Когда играешь на цитре близ цветов, в воздухе должен носится их аромат,
Когда веет ветер, нужно, чтобы было слышно, кАк плещутся рыбы в воде,…

Сообщение отредактировал airika - 15.10.2010, 3:48

[Dzhao]

Свои условия и впечатления полагались для питья вина и чая, встреч с друзьями, созерцания красивых видов, прогулок и т.д. Вы сидите вдвоем или один в глухой ночной час? И в этом случае для вас найдется немало приятных занятий: созерцать огонь в камине, любоваться луной, обозревать звездное небо, слушать шум дождя, шорох ветра в кронах деревьев, стрекотание насекомых или крики ночной птицы.
В этой совершенно непринужденной «аскезе радости» каждое мгновение хранит в себе вечность бесконечно сложного мира и потому является высшей реальностью. Выше мгновения нет ничего, и мудрость – это только умение сообразовываться с ним. Такая мудрость требует музыкальной чувствительности духа. В этом мире как в музыке нет ничего случайного. Музыка бытия звучит по – особому неповторимо Именно поэтому она может показаться странной и несовершенной, но это – милое несовершенство, указывающее на (прекрасную) полноту бытия, «утонченный принцип» в каждой вещи.

[Dzhao]

Cекрет наслаждения жизнью – полная отстраненность от переживаний, что как раз дает волю чувствам. Можно извлечь радость из любого занятия – еды, чтения, путешествия, купания, сна и т.д. Умение не предаваться чувственности, наилучшим образом развивает в человеке чувствительность. Для него радость вечная проистекает из свободного отказа от минутных радостей, и напротив: жизненные удобства и удовольствия не только не препятствуют аскетической восхищенности духа, но, и наоборот служат ей. Можно назвать мудрейшим из людей тех, кто умеет «владеть временем», ибо руководит событиями тот, кто способен отстранятся от них. На второе место, можно поставить тех, кто способен «предвосхищать время», а на третье – тех, кто действует в соответствии с «обстоятельствами времени».
Первое дает человеку власть над миром, последнее – способность «избежать несчастья».
Альфа и омега китайской традиции – абсолютная полнота переживания, опыт «животворения живого» (шэн-шэн), в котором жизнь превосходит самое себя. Нет ничего прочнее и надежнее, чем эфемерность повседневной жизни. Таково последнее слово мудрости Поднебесной.

[Dzhao]

«Срединный Путь»
Для последователей Конфуция жизнь есть непрерывное нравственное совершенствование, каким является учение в его разнообразных видах. Цель же учения – усвоение культуры, то есть овладение правилами человеческой сообщительности и в конечном счете – усвоение полноты жизни. Культура, есть высшая форма человеческого бессмертия. Отсюда парадоксальный на первый взгляд тезис: бессмертие обретается в глубине обыденной жизни, его условие, говоря словами названия одного из главных конфуцианских канонов, «срединность в постоянстве», «срединный путь», в котором нет ничего особенного и … ничего не прЕходит. Конфуцианцы были оптимистами: они считали, что сознание, очищенное от всего субъективного и преходящего, само по себе воплощает предельную реальность мира.
Типичное в своем роде высказывание принадлежит известному ученому и поэту XI века Су Дунпо: «Если сердце наше очищено от всяких внешних образов, мы достигаем цели. Я полагаю, что в таком состоянии мы в самом деле постигаем высшую истину. Однако же это постижение, или самадхи, не есть что – то такое, что существует или не существует, и поэтому его невозможно определить в словах. Вот почему учителя на этом прекращали свои наставления ученикам… »

[Dzhao]

Природа просветленного сердца есть не что иное, как самоотсутствие. Истинное сознание – бессознательно. Хун Цзынчэн резюмирует: « Сознание не есть то, чем оно является. Что в нем сознавать?» « Пытаться понять сознание, исследуя его «данные», - это все равно что «отгонять мух куском тухлого мяса». Ученый Лю Цзунчжоу , тоже сетует на трудности объяснения природы истинного сознания: «Сознание подобно зеркалу. Когда его не покрывает пыль, то его сущность сама собой ярко сияет. Пытаться самому осознать сознание – все равно что в зеркале увидеть зеркало. Кто имеет сознание, сотворит зло. Кто не имеет сознания, совершит ошибку. Лучше всего пребывать между наличием и отсутствием сознания. Как же добиться этого? Не противится познанию сознания и все делать так, чтобы ничего не забывать и ни к чему не стремиться. Но как поведать об этом? Зеркало дает вещам быть, делая возможным возвращение вещей к их истоку. В глубине своего сердца человек может внезапно, «одним махом» проникнуть вглубь вещей, получить полное знание о мире, но он сможет сделать это лишь ценой «самопустошения», преодолевая себя или, точнее, «оставляя» себя, предоставляя себе быть.
Итак, пустотное сознание – зеркало в Китае имеет два главных свойства: оно способно все вместить в себя и дает свершится всем переменам. Оно превосходит всякую субъективность, но его нельзя отделить от живой конкретности телесного присутствия .
«Забываю себя – и я велик», сказал ученый Чэнь Сяньчжан. Этот путь «от себя к Себе» предстает как вечное возвращение или, другими словами, кружение в символической воронке среды – середины бытия. Этот путь предполагает не воспоминание некой изначальной «данности»мысли, а возобновление вечно отсутствующего и, следовательно, устремленность к «забытому» будущему.

[Dzhao]

Большое место в «Искусстве Жизни», занимают: утехи, наслаждения, секс.
По- моему, самая поразительная особенность китайской традиции, считаться неразрывная, органическая связь между духовным подвижничеством и сексуальными отношениями в Китае. Связь, не только создавшую самобытную, во многом даже уникальную сексуальную культуру китайцев, но и сделавшую сексуальную практику частью целой системы духовно-соматического (телесного) совершенствования человека. Очень многое покажется европейцу удивительным в отношении китайцев к человеческой сексуальности — отношении столь же практичном, сколь и целомудренном. Мы не найдем у китайцев ни ханжеского отрицания секса, ни вкуса к скабрезностям, ни общего истока того и другого — страха перед плотской любовью, который в Европе породил все нездоровые крайности и пустые страсти и драматизацию сексуальной жизни: и садомазохистский комплекс, и фрейдизм, сводящий человеческую психику к извращенным, истерически взвинченным проявлениям сексуальности, и современную сексуальную революцию, притязающую подменить традиционные религии культом секса.
В китайской же традиции секс — вовсе не "запретный плод", а составная (как ему и полагается быть) часть жизни; им нужно пользоваться, как мы пользуемся своим телом или разумом, или, если угодно, столовым прибором. Но человек обязан пользоваться им обдуманно и ответственно. Пользоваться так, чтобы не разрушать свою жизнь, а извлекать из нее как можно больше полезного, поучительного и — почему бы и нет? — приятного для себя.

[Dzhao]

Попробуем найти корни, бытовые (от слова Бытие) или культурные, столь явных различий между китайским и западным отношением к половой жизни? Вот одно соображение, которое приходит на ум в первую очередь: западные религии учат человека "спасению", тогда как религии Востока учат "освобождению".
Сексуальные переживания знаменуют высшую точку сознания, пик чувствительности в том смысле, что они требуют максимальной открытости миру, точнее — "иному", данному в телесном бытии. Интимная связь — это предел искренности и доверительности в общении с миром и, значит, область наибольшей уязвимости души. Боязнь секса есть прежде всего страх перед своей и чужой душевной открытостью.
Сексуальность на Востоке принимается такой, какой она есть: воплощением полноты человеческого отношения к миру, опыта единотелесности бытия. Восточная идея сексуальности, поэтому предполагает не усилие, вообще не то или иное действие, а именно бездеятельность, как символ всякой деятельности. Она предполагает невозмутимый покой сердца или, по-другому, нескончаемую созерцательность души. Обретение сексуальности в восточных традициях есть акт не насилия, а самовосполнения. Вспомним слова Чжуан-цзы: мудрый вверяет себя "одухотворенному желанию". Выявление в себе этого подлинного Желания — безначального и бесконечного, как сама жизнь, не отягощенного привязанностью к какому бы то ни было объекту, кристально-чистого, как Великая Пустота Дао, — и есть цель духовно-телесного подвижничества в китайской религии освобождения. "Воспитание чувств", насаждаемое цивилизацией, должно, в конце концов, перерасти в воспитание Чувством.
В китайских сочинениях, на темы эротики и секса нас поражает ненасильственное и непритязательное смешение, почти нераздельное единство здравомысленного, даже прагматического взгляда на самые деликатные и интимные моменты сексуальных отношений и неподдельно возвышенного, — даже торжественного тона, который напоминает нам, что секс на Востоке предмет сокровенного почитания. Это единство чувственности и здравомыслия ничуть не надуманно и не несет в себе внутренней фальши. Истина в том, что жить инстинктами способен лишь тот, кто способен их преодолеть. Внутренняя раскованность не только не отрицает самоконтроля, но, в сущности, только благодаря нему и становится возможной. Утехи плоти доступны только зрелой, умудренной душе. А в итоге сексуальная культура Китая до странности (на европейский взгляд) органично соединяет в себе три различных измерения: во-первых, мораль, ибо она настаивает на пронизанности чувства сознанием и в равной мере придании сознанию свойства сердечности; во-вторых — откровение, и притом в равной мере "имманентное"(неизменное) откровение эстетических качеств жизни и "трансцендентное" (абстрактное) откровение бессмертия и святости; в-третьих — польза, ибо секс есть разновидность телесной гигиены, укрепляющей здоровье.

Сообщение отредактировал Dzhao - 22.10.2010, 9:50

[Dzhao]

Дело в том, что сексуальная культура Китая имеет в целом даосскую основу, что отнюдь не кажется удивительным. Именно даосские учителя видели в сексе имманентное откровение естественности, "практику Пути", в которой необычайная активность сознания сочетается с максимально полной реализацией инстинкта. Ибо сексуальность, действительно, обостряет сознание и притом делает это совершенно естественным образом по той простой причине, что она являет собой способ, всеобъемлющего отношения человека к миру. В древнейшем китайском тексте, посвященном сексуальной практике, которая именуется ни больше, ни меньше, как "верховным Путем" мира. "Дун Сюань-цзы", свой сексологический трактат (VIII—IX век), открывается утверждением о том, что "в мире нет ничего выше полового влечения". Вэй Юн (XVII век), написавший специальный трактат о "женских прелестях", видел ценность сексуальности в том, что она способна подарить "верховное постижение". В своей книге, он недвусмысленно уподобляет "блаженство ветреной жизни" святости буддийских и даосских подвижников. Впрочем, задолго до Вэй Юна придворный художник в средневековом Китае мог изобразить императора и императрицу совершающими любовный акт в окружении приближенных евнухов, а придворный хронист-историк мог описать его с педантичностью архивариуса.
Нетрудно догадаться, что для китайцев сексуальные отношения были самым чистым и непосредственным выражением взаимодействия космических сил инь и ян. А ведь классическая сентенция из "Книги Перемен" гласила: "Одно инь, одно ян —вот что такое Путь". Секс, по представлениям даосов, есть великое искусство, которое служит высвобождению и просветлению сокрытого в недрах инстинкта предвечного Чистого Желания ...творческого импульса жизни.

[Dzhao]

В уединении безмолвии и покое я постигал свое сердце. Прошло немало времени и вдруг сознание, подверженное легкомыслию и рассеянности духа ушло от меня. Я почувствовал в себе как бы праведную думу, которая незримо владела моими поступками и мыслями. Эта дума казалась одновременно присутствующей и отсутствующей. Она была всепроницающей прозрачной безбрежной и совершенно не похожей на обычные мысли и все же никогда не отделяющейся от моих повседневных дел. Мною овладел такой глубокий покой, что мои уши и глаза безупречно все воспринимали. Казалось, мне открылась тайна всех превращений мироздания. Это было подобно возвращению скитальца в родной дом, где он открывает чудесное в каждой травинке и в каждом дереве, в каждом дуновении ветра и каждом колечке дыма…
Этот идеал спонтанного зрения был неотличим от эмпирического существования или как говорили в древности, от «младенческого сердца » - апофеоза духовной чистоты. Простейшее движение души под видом «исконных свойств» личности. Такие переживания входят в нас глубоко, а выученное по книгам лежит на поверхности. В моем представлении ребенок, делающий, что хочет и как хочет, являет пример «высшей радости жизни». Что же касается «переживания», то оно воплощается в красоте горы, вкусе воды, игре света на цветке, грации в женщине : даже лучший мастер слова этого не выскажет – такое можно только сердцем постигнуть.
Я верю, что всякая доктрина, догма, понятия - от лукавого, и что жизнь сама выговаривает свою правду, выговаривает легко свободно и красиво, как играющий ребенок.

[Dzhao]

Вова , мы Русские души, нам чужова не надо! Я вообще не панимаю к чему эта тема? Для пересиленцев? Флаг им! Я в Питер мечтаю , но пока не получается . Как сбудется, я буду савсем щисливым. А пацаны , я думаю, такие же ...им китайского не надо. Они здесь живут. И это их. А ваше пусть китайцы разгребают . Хотя я не делю людей на расы. Для меня Людское и Гадское существует. Это мои критерии..

Я тоже Русский и считаю Русскую душу, единственной достойной ........ Тема, чисто филосовская, для того чтобы пацаны знали, что и такое есть за забором, что есть древние мудрецы и их мудрые высказывания, которые , больше, чем знание ПОНЯТИЙ, помогут найти в жизни "счастье" и захотят научится ИСКУССТВУ ЖИЗНИ. Сейчас, моя тема - Китай. Потом будет - ПЕРУ. У тех своё представление о счастливой жизни. Я постараюсь их понять и перевести через себя свои впечатления.
Женя. Мы знакомы с тобой на этом форуме около 2-х лет. Подскажи мне мои косяки? Кроме. всем известного секса с девушкой "полный контакт". Понятно, что для Людей и Порядочных пацанов - это не приемлемо. Но совсем не стыдного, для остального, нормального, общества. Ты действительно считаешь меня - Гадом? Если ответишь - Да, то я сделаю свои выводы о форуме.

Сообщение отредактировал Dzhao - 4.12.2010, 21:21

[Dzhao]

Прикол....
и сказала старику женщина с постоялого двора. - Не следовало вкладывать палец в рот спящей женщине или делать что-нибудь в этом духе.
Ясунари Кавабата. "Дом спящих красавиц"

[Igorpok]

Может это и искусство, но точно не для России, имхо. Вообще, есть философия, а есть опыт конкретного Китайского народа. И применим он в первую очередь, в Китае. Зачем чужую рубаху на себя примерять? Есть свой- очень богатый и очень разносторонний опыт, его и надо использовать.

[Dzhao]

Здесь меня упрекают, что я надергал цитаты невесть откуда? Хочу признаться, я это прочитал у китайских мудрецов. Не вижу ни чего крамольного, в том, что я перевожу на русский, (по моему) умные высказывания. Тем, кому не понятно, что я пишу, могут не читать или попросить разъяснения. Вообще, все что пишу, тем или иным образом, говорит обо мне.
А пока продолжим.
Поскольку «семена» вещей принадлежали миру несотворенной «великой всеобщности », познание их давало мудрому абсолютную власть, то есть способность без усилия направлять своей волей движение мира. При этом, имущий мудрость получал право открывать «изначальное сердце» в самом себе и в каждое мгновение своей жизни – вне канонов, существующих институтов и общественных условностей. Парадоксальное единение нормы и аномалии – быть «древним и причудливым» (гу гуай).
Возможно, раньше, я вел речь, об опыте само- аффекта, непроизвольном «приливе чувств», который, можно сравнить с вершиной конкретности и динамизма жизненного опыта.
В сущности, такая реальность соответствует точности выражения индивидуального опыта.
Следовательно, художник вправе облекать своё творчество в оригинальные формы, свободно видоизменяя традицию и природные образы. Я твердо верю, что подлинное самовыражение неотделимо от помощи другим – именно поэтому, я высоко ценю сильные, даже «безумно яростные» чувства и утверждаю, что реализация всех потенций жизни в себе не требует никаких усилий. Можно назвать меня фантазером, который хочет «голыми руками схватить дракона за хвост». На практике, могу сказать о себе (со стороны): живу страстно, полной жизнью, но не из каприза или корысти, а ради служения общему благу.

[Dzhao]

Китайская мудрость есть в сущности «искусство жизни», каковое сводится к способам сделать жизнь – Житием… Европейский современник людей культуры того времени, Мишель Монтень, прекрасно уловил главное в искусстве жизни: нужно жить «по случаю», «между прочим», что звучит пугающе легкомысленно, но является верным признаком свободы. Только тот, кто свободен от вещей, может быть свободен для них. «Когда я танцую, я танцую. Когда я сплю, я сплю». Звучит совсем как главное наставление китайских учителей: «Когда сидишь – сиди, когда идешь – иди. Не суетись». Вывод обнадеживает: человеку дано быть господином удовольствий, а сознательное наслаждение жизнью делает её приятной. На чем основан этот оптимизм? На очевидном факте бесконечного разнообразия жизни. Доставляет удовольствие не состояние само по себе, а именно возможность пережить его, открыть себя новому. Проба нового, мозаика нюансов, нескончаемая музыка. Она не плоха и не хороша – она, как сказал поэт – подробна…

[Dzhao]

Получается, что больше всех наслаждается жизнью тот, кто принимает её быстротечность.
До этого серьезного занятия еще надо дозреть, освободившись от иллюзий и легкомыслия молодости. Например: Мишель Монтень говорит – «Лишь тем подобает умирать без горечи, кто умеет наслаждаться жизнью. Сейчас, когда мне остается так мало времени, я хочу сделать свою жизнь полнее и веселее. Быстроту ее бега я хочу сделать быстротой своей хватки и тем с большим пылом пользоваться ею, чем быстрее она течет.. Я вкладываю в свои ощущения душу не для того, чтобы погружаться в них… а для того, чтобы найти себя. Я хочу, чтобы душа могла любоваться собой в зеркале благоденствия. Пусть душа осознает, как должна она благодарить Бога за то, что он умиротворил её совесть и обуревавшие её страсти…»
Искусство жизни есть прежде всего умение прощаться с ней. Персонажи древнего даосского философа Чжуа –цзы в свой смертный час ликуют при мысли о бесконечности творческих превращениях, которую сулит им смерть… Монтень в своем роде не менее решителен: он утверждает, что способность человека к разумному и самой природой уготовленному наслаждению таит в себе божественную глубину и ясность сознания.
Вот где начинается работа «художника жизни». Человек становится актером: он следует парадоксальной игре: чем меньше он отождествляет себя с ролью, тем успешнее играет, и чем больше отстраняется от нее, тем больше становится собой. Он более всего правдив, когда лжет: вот подлинная радость игры. Оттого же он ничего не представляет и не выражает, мера его искусства – покой души…
Почему, я часто упоминаю и цитирую Мишеля Монтеня. Это один из уважаемых мною французских философов 16 – века. Не буду приводить его биографию и философию (её можно найти в инете), могу только сказать, что наши взгляды на жизнь во многом совпадают.
«Я живу со дня на день и, говоря по совести, живу только для самого себя». Монтень, часто цитирует фразу Платона: «Делай свое дело и познай самого себя».
Да и нигде, я не говорил, что тема «ИСКУССТВО ЖИЗНИ» - чисто китайская. Это философские рассуждения об этом ИСКУССТВЕ…